Перед нами и роман воспитания, и роман путешествий, и детектив с боковым сюжетом, и мемуары, и «производственный роман», переводящий наития вдохновения в технологии творчества, и роман-эссе. При этом это традиционный толстый русский роман: с типами, с любовью, судьбой, разговорами, описаниями природы. С Юрием Михайловичем Германтовым, амбициозным возмутителем академического спокойствия, знаменитым петербургским искусствоведом, мы знакомимся на рассвете накануне отлёта в Венецию, когда захвачен он дерзкими идеями новой, главной для него книги об унижении Палладио. Одержимость абстрактными, уводящими вглубь веков идеями понуждает его переосмысливать современность и свой жизненный путь. Такова психологическая — и фабульная — пружина подробного многослойного повествования, сжатого в несколько календарных дней. Эгоцентрик Германтов сразу овладевает центром повествования, а ткань текста выплетается беспокойным внутренним монологом героя. Мы во внутреннем, гулком, густо заселённом воспоминаниями мире Германтова, сомкнутом с мирами искусства. Череда лиц, живописных холстов, городских ландшафтов. Наблюдения, впечатления. Поворотные события эпохи и судьбы в скорописи мимолётных мгновений. Ошибки действительности с воображением. Обрывки сюжетных нитей, которые спутываются-распутываются, в конце концов — связываются. Смешение времён и — литературных жанров. Прошлое, настоящее, будущее. Послевоенное ленинградское детство оказывается не менее актуальным, чем Последние известия, а текущая злободневность настигает Германтова на оживлённой улице, выплёскивается с телеэкрана, даже вторгается в Венецию и лишает героя душевного равновесия. Огромное время трансформирует формально ограниченное днями действия пространство романа.
Германтов и унижение Палладио
ПрозаПеред нами и роман воспитания, и роман путешествий, и детектив с боковым сюжетом, и мемуары, и «производственный роман», переводящий наития вдохновения в технологии творчества, и роман-эссе. При этом это традиционный толстый русский роман: с типами, с любовью, судьбой, разговорами, описаниями природы. С Юрием Михайловичем Германтовым, амбициозным возмутителем академического спокойствия, знаменитым петербургским искусствоведом, мы знакомимся на рассвете накануне отлёта в Венецию, когда захвачен он дерзкими идеями новой, главной для него книги об унижении Палладио. Одержимость абстрактными, уводящими вглубь веков идеями понуждает его переосмысливать современность и свой жизненный путь. Такова психологическая — и фабульная — пружина подробного многослойного повествования, сжатого в несколько календарных дней. Эгоцентрик Германтов сразу овладевает центром повествования, а ткань текста выплетается беспокойным внутренним монологом героя. Мы во внутреннем, гулком, густо заселённом воспоминаниями мире Германтова, сомкнутом с мирами искусства. Череда лиц, живописных холстов, городских ландшафтов. Наблюдения, впечатления. Поворотные события эпохи и судьбы в скорописи мимолётных мгновений. Ошибки действительности с воображением. Обрывки сюжетных нитей, которые спутываются-распутываются, в конце концов — связываются. Смешение времён и — литературных жанров. Прошлое, настоящее, будущее. Послевоенное ленинградское детство оказывается не менее актуальным, чем Последние известия, а текущая злободневность настигает Германтова на оживлённой улице, выплёскивается с телеэкрана, даже вторгается в Венецию и лишает героя душевного равновесия. Огромное время трансформирует формально ограниченное днями действия пространство романа.
$35.99
Вес | 20 унция |
---|---|
Габариты | 8.5 × 5.7 × 1.0 дюйм |
ISBN | 978-5-93682-981-9 |
EAN | 9785936829819 |
Формат | 70×100/16 |
Издательство | |
Переплет | Твердый переплет |
Автор | |
Год выпуска | |
Количество страниц | 936 |
SKU | 31271139 |
Формат, мм\см | 170×240 |
Язык | |
Тип издания | Отдельное издание |
Тираж | 245 |