К Иртеньеву не зря прочно приклеилось газетное имя «правдоруб» — он ведь действительно режет в глаза правду-матку.
Да, в его исполнении она такая: с ухмылкой, с ёрничаньем, с каким-то частушечным хулиганством.
«А как стихи это серьезно?» — может спросить суровый критик.
«Злобы дня в этих стихах много, но дух поэзии живет, где хочет — в фельетоне так в фельетоне», — отвечает за автора Сергей Гандлевский.
А он дело знает.
Отрывок из книги:
* * *
…Человек, увы, не птица,
Не даны ему крыла,
В чем мы можем убедиться,
Прыгнув на пол со стола.
Ладно б только не могли бы
Мы по воздуху летать,
Но и в море, словно рыбы,
Не желаем обитать.
Ибо там мы без скафандра
Смерть найдем себе на дне.
И гореть, как саламандра,
Нам не нравится в огне.
Потому что в этом мире,
Грош которому цена,
Из стихий числом четыре
Нам подходит лишь одна…
* * *
Пришли такие времена,
Что мне подсказывает разум:
«Товарищ, верь, придет хана
И всех накроет медным тазом».
Конец истории грядет,
Пускай слегка ошиблись майя,
Того гляди она придет,
На обе левые хромая.
Она придет, уж ты поверь,
В наш мир, безумием объятый,
И постучит сурово в дверь,
Как у того глухого в Пятой.
И ты взметнешься с ложа вдруг,
Пугая домочадцев сонных,
И выскочишь на страшный стук
В одних сиреневых кальсонах.
И двери настежь распахнешь,
Но не увидишь никого там
И до рассвета не уснешь,
Холодным обливаясь потом.
Пусть жизнь твоя пустым-пуста,
Пусть бога нет, а люди — звери
Но, услыхав «та-та-та-та»,
Молю, не приближайся к двери!
* * *
Дни идут, шагают годы,
Словно рота на плацу,
Нашей жизни эпизоды
Приближаются к концу.
До последнего финала,
До отметки роковой
Остается крайне мало.
И пока еще живой,
Собирай-ка, брат, манатки
В свой сиротский узелок
И тикай во все лопатки
В заповедный уголок
Весь такой антивоенный,
Словно мира марш-бросок.
На краю большой Вселенной,
От дверей наискосок,
Где, глаза свои слепые
Устремляя в мир иной,
Обойдет нас энтропия,
Дай то Боже, стороной.